Информация, оборудование, промышленность

Эпидемии II

Эпидемии II

Некоторые малоизвестные до последнего времени врачам болезни давно уже были описаны внимательными наблюдателями. Только после Великой Отечественной войны у жителей лесистых местностей  стали выявлять тяжелое заболевание нервной системы — клещевой энцефалит, при котором отмечаются лихорадка и судороги. Но еще в 1695 г. двое жителей Минска — воевода К. Завиша и ксендз А. Бергоф независимо друг от друга описывали в своих дневниках вспышку заболевания, весьма схожего с энцефалитом. К Завиша отмечал, что эта болезнь «корчила людей, отчего помирали быстро и в котором доме началось это, там все умирали, но эта болезнь была больше всего среди крестьян» (Za wisza, 1862). Воевода подметил, что болезнь поражала преимущественно тех, кто пас скотину и подвергался укусам клещей в лесах или кустарниках.

Это же подтверждал А. Бергоф: «Бог допустил на это же Минское воеводство страшную и заразительную болезнь, которая много жертв забрала из класса беднейшего люда. Это были невыносимые судороги, которые когда кого-нибудь поражали, тот от боли сильно извивался, а если приходил в себя, убегал в леса как лишенный разума, а если его ловили люди, то проявлял ужасную прожорливость и ел за десятерых»4. Все эти признаки характерны для поражений различных отделов центральной нервной системы и встречаются при энцефалите. Как видно, эта болезнь не занесена откуда-то  недавно, а отмечалась в ней издавна, что должно вызвать особый интерес исследователей заболеваний.

Эпидемии наносили ущерб жизни страны, сокращая численность населения. Приведем данные о числе погибших от них.

В 1529 г. от эпидемии «мало не половину тому почту феодального войска — ополчения отмерло» (АЛРГ, 1899). В 1600—1602 гг. в районе Баркулабова и Могилева умерло четыре тысячи человек. Немецкому дипломату И. Брамбаху, следовавшему в конце февраля — начале марта 1603 г. в Москву через Литву и Белоруссию во время голода и эпидемии, «приходилось проезжать через совершенно опустелые деревни, где все население вымерло» (Brambach, 1748). В Несвиже с 7 октября по 13 ноября 1625 г. умерло от эпидемии пятьсот человек (Rostowski, 1768), там же в 1710—1711 гг. эпидемия унесла в могилу тысячу жертв. В ряде имений Пинского повета в 1652 г. от эпидемии и голода погибли все жители (Семятичи) или большинство их (Тулятичи, Гдымер и еще десять имений).

Число умерших от эпидемий в Бресте в 1657 - 1658 гг. достигло двух тысяч. В 1662 - 1663 гг. в Полоцком воеводстве смертность от голода и эпидемии составила 14 тысяч человек. После эпидемии 1708 г. в Новогрудке осталась только половина жителей. Эпидемия в Гродно в августе - сентябре 1710 г. приняла такие размеры, что «весь город остался пустым». Тогда же в Витебске погибло не менее тысячи, а в Деревне - 170 человек.

От эпидемий 1801 г. сильно пострадало, например, имение Бочейково Лепельского уезда. В восемнадцати деревнях имения в 1802 г. осталось всего 195 мужских душ (против 616 в 1782 г.), ввиду чего пришлось упразднить две деревни: в одной из них вымерли все жители, а в другой из 17 мужчин осталось только четверо.

Сельскохозяйственные и ремесленные работы проводились в сокращенных размерах, а казна получала доход от налогов в меньшем, чем обычно, количестве. По данным 24 марта 1653 г.. Пинский повет и Брестское воеводство не уплатили налогов «из-за внезапного поветрия» (Volumina legum, 1859). Летом и осенью 1661 г. власти не смогли собрать податей из-за эпидемии в Брестском повете. Они вынуждены были освобождать от уплаты податей и выполнения определенных повинностей пострадавших от эпидемий жителей Минска (1633), Могилева (1634), Пинска (1653), Витебска (1679) и др.

Эпидемии, естественно, нарушали и нормальное течение деловой жизни: так, в конце 1559 г . боярин Василий Федорович не смог отдать свой долг гродненскому цирюльнику Завалу, так как «у месте Гродненском повет рее моровое пассовало и по венх сторонах небезопасно было» (АВК, 1901).

Затруднялась политическая жизнь, ритм работы магистратов (городских управ), откладывались или переносились созывы и работа сеймов (собраний шляхты Великого княжества Литовского) (1513 - 1516, 1571, 1602), сеймиков (собраний шляхты воеводств) (1602, 1662), земских, трибунальскнх, городских судов (1565, 1630).

Эпидемии мешали проезду послов в другие государства (1532—1533, 1657—1658 и др.), занятиям в школах — в Несвиже (1625), в Орше (1709 - 1713), в Полоцке (1710), во всем Великом княжестве Литовском (1583, 1589, 1600, 1602, 1623, 1630, 1631).

вался определенный порядок поведения людей во время эпидемий. В 1536 г. великий князь Жигимонт (Сигиз мунд) I издал инструкцию о поведении жителей Вильно. Горожанам предлагалось составить завещания, властям предписывалось оставлять открытыми только одни городские ворота, установить около них стражу, которой запрещалось впускать в город лиц, прибывавших из зараженной местности. Раде (городскому управлению) полагалось хранить ключи от остальных городских ворот, лекари должны были сообщать ей о каждом случае заболевания. В город была проведена вода по трубам из реки Цуг Жупранскин. Были построены бани для горожан, а также Сани при монастырях и шпиталях (учреждения по призрению инвалидов, престарелых и лечению больных). В 1571 г. по инструкции Жи гимонта Августа в Великом княжестве Литовском была основана медицинская контуберния (от лат. contuberni ит — товарищество), в задачи которой входило «уменьшение последствий мора».

Духовенство устраивало специальные кладбища для погибших от заразных болезней, в период эпидемий запрещало ярмарки и созывы съездов священнослужителей.

Жители городов и сел выставляли заставы, организовывали карантины, изолировали больных и здоровых. Так, в 1456 - 1477 гг. городские власти Полоцка при вести об эпидемиях в Риге ставили кордоны и прекращали торговлю с Ригой, отмечая, что так заведено везде («бо то есть во всих землях таков обычай») (РЛА, 1868). Зимой 1532/33 г. в Орше был устроен карантин в связи с эпидемией в Великом княжестве Литовском (СбРИО, 1882).

Как же проводили надзор в карантинах за проезжими? Сведения об этом оставил К. Завиша в своем дневнике. Когда он с семьей в августе 1719 г. выехал с пораженной эпидемией Волыни в Слоним, их не раз задерживали в пути и держали под стражей, так как его дочери и слуги болели «то фебрами (лихорадками), то несварением желудка, то болями в крестце», а все это вызывало у сторожей опасения.

Въезд в города и выезд из них при эпидемиях запрещался. В 1602 г. в Вильно оцеплялись зараженные кварталы, а дома, жители которых умерли, сжигались со всеми вещами покойных (АВК, 1879). Спустя девятнадцать лет мэгилевский уряд (городское самоуправление) выделил из числа своих чиновников «слугу меского»— человека, который был связан с четырьмя «старостами калецкими» шпиталей и следил с их помощью за тем, чтобы в город не проходили нищие, зараженные «моровым поветрием», «трондом» (проказой) или «трутизной» (ядом) (ИЮМ, 1877).

О том, как конкретно осуществлялся контроль за допуском в город людей, прибывших из опасной в эпидемиологическом отношении местности, можно судить по следующему примеру. 28 августа 1656 г. сессия магистрата Слуцка обсуждала вопрос о «различных чужих людях, каждодневно прибывающих в город как со здорового, так и с нездорового поветра, которых неизвестно кто, вопреки запрету и постановлению, впускает в город». Сторожам при городских воротах было велено строже относиться к пришельцам, «того же, кто хотел бы въехать или войти в город, тотчас бы посылали для отчета с мещанином из стражи к войту городскому чиновнику. Если этот гость приехал со здорового поветра, войт должен все равно послать его к коменданту, но если он войт понял, что ктолибо будет не со здорового поветра, то его приказывал бы из города выпроводить и больше не пускать».